Николай Велигжанин (Н.В.): В твоей статье, которую 1 мая опубликовала ГАЗЕТА.РУ, ты рассказывал о новой социальной группе, которую называют прекариат. Тема вызывала интерес и резонанс, статья спровоцировала большое количество откликов в социальных сетях и бурное обсуждение на форуме. Но все же там была небольшая заметка, а здесь мы можем поговорить об этом подробно. Так что же такое прекариат?
Петр Бизюков (П.Б.): Я начну издалека. Более десяти лет назад наши исследования, которые мне довелось вести, в том числе и которые мы проводили здесь, в Центре социально-трудовых прав, - они стали показывать, что появилась некая особая нетипичная группа работников. Привычный нам образ работника – человек имеет гарантированную занятость, базовые трудовые права, например, увольняют его, если он что-то нарушил, или по собственному желанию. Работает он на своем месте постоянно, без веских причин место работы не меняет. Эти обстоятельства формировали определенный тип личности, в котором работник должен отдаваться работе, стараться, вкладывать душу, с помощью свой работы улучшать положение своего предприятия и вместе с тем повышать свой заработок и свое благополучие. Во многом этот образ сложился в советское время.
НВ. Этот образ был характерен для нашей страны или для мира в целом? Есть же разные модели трудовых отношений? Например, если очень грубо, существует американская модель, когда человек устраивается на работу под какой-то проект на какое-то время, или японская, подразумевающую корпорацию как семью, в которой работник трудится всю жизнь?
ПБ. Этот тип занятости был характерен в двадцатом веке для мира в целом. У нас это совпало с социалистическим периодом. На Западе и в Японии это было время индустриальной экономики. Люди были привязаны к предприятию, жестко как в Японии или менее жестко, как в США... Я не могу сказать, что в Америке тогда было распространено отношение к работе как временному проекту. Там тоже был массовый индустриальный класс, те самые знаменитые "синие воротнички", которые составляли костяк профсоюзов, которые формировали социальные требования к государству, к экономике, и которые добивались выполнения этих требований.
Когда начались рыночные реформы в нашей стране, появился новый тип работника. Если спросить, чем же они занимаются, наиболее точный ответ будет: "Они крутятся". Крутятся, чтобы заработать денег. Этих людей было достаточно много. Их появление было отчасти шоковым для нашего общества. Необходимость крутиться возникла у людей весьма уважаемых профессий: учителей, врачей, научных работников, высококвалифицированных рабочих, труд которых или перестал оплачиваться вообще или оплачиваться достойно.
НВ. Я тоже помню времена, когда научные работники уходили в челноки, а армейские офицеры становились таксистами-"бомбилами" или работали грузчиками.
ПБ. Люди были вынуждены искать места, где они могут подзаработать. Часть из них потом ушла в бизнес (весьма небольшая, я думаю), кто-то из них со временем снова вернулся к постоянной работе. А весьма значительная часть работников осталось в этом крутящемся состоянии надолго. Мало того, эта армия необычных работников начала пополнятся из двух источников: во-первых, за счет молодежи, которой не было гарантированно рабочее время в рамках стандартной занятости, и, во-вторых, - за счет работников вновь сокращаемых предприятий.
НВ. Так многие экономисты, особенно либеральной направленности, скажут, что это же хорошо. Это гибкость трудовых ресурсов. Работники способны быстро перестраиваться, адаптироваться к изменяющимся условиям - это замечательно.
ПБ. В том наивном состоянии, в котором мы пребывали в первой половине 90-х, возможно, с этим можно было бы согласиться. Но по мере развития ситуации в стране, а с тех прошло уже около 20-ти лет, мы можем сказать, что серьезное и негативное явление. Сформировалась устойчивая группа работников, стали понятны их основные черты. Сейчас я их перечислю, а потом мы сможем вернуться к обсуждению идеи, что "работать нужно там, где платят".
Это категорию работников по-разному называют. Скажем, американский социолог Мануэль Кастельс называет их Родовой рабочей силой. Это просто грубая физическая сила, которую можно использовать хоть где: на самых примитивных работах, в строительстве, в сервисе, где-то еще. Эти люди не привязаны к профессии в силу того, что они не обладают никакими специальными навыками. О них писал Зигмунд Бауман – он говорил о появлении категории работников, не имеющих ни прав, ни возможностей, и которые могут рассчитывать на временный эпизодический заработок. Примерно с середины нулевых годов сформировался термин прекариат. От английского слова с латинскими корнями "precarious", что означает "неуверенный, разлагающий, ненадежный". На русский язык часто переводят как неустойчивый, неформальный, но это не совсем точно, потому что такой перевод не содержит негативных коннотаций, которые есть в английском. Термин появился в связи с распространением так называемых прекариальных условий труда, которые можно распознать по четырем признакам.
НВ. Каким?
ПБ. Первый – отсутствие стабильной занятости. Например, работник может иметь срочный трудовой контракт, но не только, в России, например, распространены гражданско-правовые договоры подряда. Сюда же можно отнести и самые простые неформальные контракты, вроде устной договоренности: это особенно широко распространено среди мигрантов или в среде малого бизнеса. Главной особенностью временного и ограниченного контракта является то, что работник становится от него очень зависим. Над ним постоянно висит вопрос, будет продлен контракт или нет.
НВ. Но это же элемент свободы. Не понравился работодатель – ушел к другому. Разве нет?
ПБ. Большинство людей все же ориентировано на постоянную работу. Базовое представление о нормальной жизни состоит в том, что работа должна быть постоянной. Во всяком случае, она не должна зависеть от прихоти работодателя столь жестко. Когда мы изучали практику временных трудовых договоров в России, мы обнаружили, что это не совсем временные контракты. Это скорее постоянные контракты с неопределенным сроком окончания. Т.е. стороны заключают договор на год, но это совсем не означает, что работника не могут уволить через полгода. Дата приема – фиксирована, дата окончания – нет. Если работодатель доволен, договор продлевается. Таким образом, работник трудиться на постоянной работе, но все время "временно". Это очень зависимая позиция, очень тяжелая для работника, потому что создает возможности для манипулирования. Она дает возможности для предъявления дополнительных требований, которые легко переводятся в условия продления контракта. Если не хочешь работать сверхурочно, за меньшие деньги, выполнять не свойственные тебе функции, тогда о каком продлении может идти речь? Срочный, временный трудовой договор – это сильнейший инструмент манипулирования работником. Люди теряют стабильность, люди теряют уверенность, и в этом состоянии ради продления контракта они готовы буквально на все. Широко известна цитата Маркса: "...ради прибыли в триста процентов капиталист совершит любое преступление"? Так вот, ради сохранения временного контракта работник готов сделать буквально все. Укладывать асфальт в дождь, продавать просроченные продукты, продавать поддельные лекарства, зная, что они поддельные, - пожалуйста. Им нужна работа. Они хотят сохранить свое место продавца или укладчика и готовы буквально на все.
Второй признак прекариальных отношений – низкий заработок. Люди, постоянно висящие на крючке возможного увольнения, весьма покладисты в вопросах определения оплаты. Когда сегодня (июль 2014 г) называют зарплату в три, пять, восемь тысяч рублей или даже двенадцать на довольно сложных производствах, где люди собирают довольно сложную технику...
НВ. Низкая зарплата – это признак не только неустойчивой занятости? На предприятиях, например космической отрасли, у квалифицированных инженеров, выполняющих тонкую работу, тоже невысокие заработки.
ПБ. Я хотел бы сказать немножко о другом. Ведь заработок всегда неотъемлемо связан с рабочим временем. Мне приходилось сталкиваться с такими ситуациями, когда предлагались в общем-то неплохие деньги. Например, работнику, приехавшему из провинции, сообщали, что он будет получать пятьдесят тысяч. Но за скобками остается вопрос, что работать нужно не восемь часов, а двенадцать, да еще и оставаться. Или, например, другая ситуация: не отлажена технологическая линия на пищевом предприятии, а настраивают ее не эти работники, а инженеры. Но если происходит сбой, то переделка осуществляется за счет работников линии, и эта работа никак не оплачивается. Нюансов много, когда за счет отказа за контролем рабочего времени заработная плата, которая внешне выглядит привлекательно, при ближайшем рассмотрении оказывается весьма низкой.
НВ. Но если работников устраивает большая зарплата и продолжительный рабочий день? Например, я помню, на одном таможенном терминале грузчики работали сутки, и тридцать шесть часов могли работать, но при этом хорошо зарабатывали. Они были довольны.
ПБ. Огромное рабочее время – очень опасное в социальном смысле явление. Это многих работников устраивает. Они думают, что за счет максимизации своих усилий они максимизируют свой заработок. Но в результате наших исследований мы находили не сверхблагополучных рабочих, которые своим трудом без счета времени построили себе благополучие. А чаще мы обнаруживали людей, выжатых за несколько лет, доведенных до инфарктов, до инвалидного состояния. Бесследно такие вещи не проходят. Наши предки боролись за восьмичасовой рабочий день не случайно. Переработки приводят к последствиям. Может быть, они не видны сразу, особенно молодым людям, думающим, что силы вечны.
Но есть еще одна проблема. Это выпадение человека из жизни. Мы все члены семей, у многих есть дети. Родители, проводящие на работе двенадцать часов, - это люди, выключенные из семьи. Если это происходит годами, дети успевают вырасти. Дети видят своих отцов и матерей только утром, или вечером, часто раздраженных, и на этом семейное взаимодействие заканчивается.
Эти люди не в состоянии оценить ситуацию в обществе. Есть много проблем, в которых нужно разбираться. Например, наши коммунальные проблемы, их у нас у всех очень много, тарифы ЖКХ. Но если я все время на работе, как мне отстоять свои права как жильца? Лучше плюнуть на это.
Я уж не говорю о выборах или политических событиях. Люди потому пассивны, что они не имеют времени и возможности разобраться. Сетовать, что наши граждане приходят на избирательные участки и голосуют за кого попало, не стоит тем, кто ратует, чтобы работали без счета времени. Ненормированный рабочий день подрывает нашу личную безопасность, нашу общественную безопасность, наше гражданское взаимодействие. Люди должны иметь время на внерабочую жизнь. Они должны ходить в кино и театры, они должны чем-то заниматься, у них должно быть время на спорт.
Третья черта – отсутствие гарантий и защищенности. Современное общество невозможно без существования прав. Наше законодательство и институциональные системы выстроены на основе признания неотъемлемых прав, причем бесспорных. Я имею право голоса не потому, что я его заслужил, а потому, что я являюсь членом этого общества. Точно так же мы имеем право на социальную защиту и определенные трудовые права. Человек должен некоторое время в году отдыхать, должен иметь отпуск, причем оплачиваемый. Человек должен иметь право болеть и не быть наказанным за это материально. Эти права – цивилизационное достижение и лишать их работника, это значит возвращаться в лучшем случае в 19 век, а то и еще дальше. Когда работодатель заявляет: " У меня нет ни денег, ни желания оплачивать ваши хотелки", - имея в виду отпуск работника, он проявляет себя как предприниматель демидовского толка родом из семнадцатого века, словно работники - его крепостные, принадлежащие ему душой и телом. Мы живем в другое время, и сегодня так с людьми поступать нельзя. Люди - это не тот материал, который можно использовать, выжать, а потом выбросить. Люди имеют право работать и при этом сохранять свое физиологическое здоровье и социальную безопасность. В этом отношении работника нужно защищать от произвола работодателей. Отсутствие таких систем отбрасывает нас назад.
Четвертый признак – отсутствие профессиональной идентичности. Теперь можно вернуться к вопросу, хорошо ли менять работу? В наше время очень важен поиск идентичности. Важно не терять национальную идентичность, семейную, религиозную, культурную. Государство принимает законы, которые охраняют наш язык, семью, религию. Но мы совершенно не заботимся об еще одной очень важной идентичности – профессиональной. Ведь труд – это главный источник средств к существованию. Одна из базовых потребностей человека – быть профессионалом в какой-то области. Это не означает, что я в молодости должен выбрать профессию, а потом всю жизнь этому пути следовать. Нет, вполне можно сменить. Но, на другую профессиональную идентичность. Человек про себя должен что-то сказать. Я врач. Металлург. Шахтер. Офицер.
Когда мы видим офицера, который попал под сокращение, стал сначала электриком, потом сантехником, далее землекопом, потом предпринимателем, затем - неизвестно кем, - а это реальная рабочая траектория из нашего исследования, - он кто? Кто этот человек? И действительно, у него состояние души сметенное. Другая биография: мастер прокатного цеха – металлург-массажист-продавец в продуктовом магазине-приемщик лома цветных металлов – это опять-таки реальный путь... Абсолютная оторванность от какой-то сферы, эти люди - никто в профессиональном плане. Да, они многое умеют, многое могут, но они неприкаянны. Людей, которые не имеют национальной, страновой принадлежности, называют космополитами, и в слове есть негативное отношение. Но почему-то считается, что бегать из профессии в профессию совершенно нормально. Причем, человек же ни в одной сфере не становится профессионалом. А если где-то он и имел квалификацию, то быстро ее теряет, потому что современный мир требует постоянного совершенствования. Да, профессионал становится узким специалистом, он, по словам Кузьмы Пруткова "подобен флюсу", но профессиональный опыт, образование, совершенствование, это то, что делает человека уважаемым, приличным... Большинство тех людей, кто прыгает из профессии в профессию, они успеха-то редко добиваются. Они поддерживают свой уровень жизни путем сверхусилий. Проходит время и каков у них итог? Отсутствие профессиональной идентичности – самая главная особенность прекариата.
Таким образом, прекарий – человек, который не имеет постоянной работы, имеет низкий заработок как в абсолютном, так и в относительном значении, выключен из системы социальных гарантий и защиты и, наконец, - это человек, не имеющий профессиональной самоидентификации. Люди, которые попадают на прекариальную позицию, после этого устойчиво в ней остаются. Они могут перемещаться с работы на работу, но, я повторяю, у них не будет высокого заработка, у них не будет постоянной профессии, у них не будет прав и защиты. Это люди, формирующие новый класс.
НВ. Этот класс многочисленный?
ПБ. Пока еще нет исследований, которые показали бы, сколько их. По разным оценкам в России таких работников от 15 до 30 процентов от числа экономически активного населения. Это немало. Этот новый класс довольно опасный, потому что эти люди выключается не только из системы обычных трудовых отношений. Я уже говорил, что они выпадают в значительной мере из семьи. Значительную часть прекариата составляют мигранты. Я имею ввиду не только внешних, так называемых гастарбайтеров, но и внутренних, которые приезжают из депрессивных регионов в "благополучные". Эти люди выпадают из своей среды, где у них есть какие-то корни, они месяцами живут там, где есть какая-то работа, но в этом месте они тоже своими не становятся. "Система" не рассчитана на то, чтобы принять их, "система" рассчитана, чтобы взять, использовать и вернуть назад. Но за это время у них разрываются связи там... Они выпадают из многих сфер, в том числе из сферы обычной морали. Они действительно начинают думать, что любая работа хороша, если за нее платят. Даже работа, которая наносит вред, ведется не по правилам или в ущерб кому-то. Если есть возможность заработать, хоть сколько-нибудь, то сомнений у работника не возникает.
НВ. Т.е. прекариат – это низкоквалифицированные работники?
ПБ. Не только. Любую сферу можно превратить в маргинальную. Сейчас многие специалисты в области науки или вузовского образования говорят, что перед ними вопрос ставится так: "Или вы берете новый дополнительный курс, потому что у нас уменьшилось количество ставок, или...". Возражения, что это "не мой предмет", что специалист не имеет в нем компетенции, в расчет не принимаются. "Хотите сохранить оклад? Увеличивайте нагрузку, проходите регулярную аттестацию". Постепенно преподаватели теряют свои позиции.
Это давно произошло в среде школьных педагогов. Нечто похожее происходит сейчас в медицинской отрасли. Начиная с 90-х годов, мы двинулись в эту сторону. У нас формируется класс людей без корней, без привязанностей, зато зависимых от работодателя. Надо ли говорить, что эти люди часто озлобленные? Напряженные, которые ищут, куда бы им выплеснуть свой гнев. Часто выплескивают на себе подобных. Совершенно неудивительно, что произошли выступления против мигрантов в Бирюлево. Ведь не на Рублевке же они возникли? Нет, они произошли в одном из самых неблагополучных районов Москвы.
НВ. Т.е. схлестнулись два прекариальных клана?
ПБ. Да, причем один заведомо слабее, потому что мигранты все-таки находятся на чужбине, а другие чувствуют, что это их земля. Собственно говоря, что у них еще остается? Можно вспомнить про Кондопогу, конфликты в Ставрополье, там, где нет работы, нормальной экономики. Все это очень тревожно.
НВ. Термин пришел из английского языка, но рассказываешь ты о России.
ПБ. Про этот процесс нельзя сказать, что он только российский, нет, он общемировой. Но в России, на мой взгляд, есть существенные отличия. В таких местах как Индия, Китай, Южная Африка, Латинская Америка, - там происходит формирование прекариального класса за счет крестьян и выходцев из примитивного аграрного сектора, которые пытаются включиться в современную жизнь. Они готовы на любые жертвы, чтобы попасть в современное пост-модерновое общество, уйти от патриархальной нищей деревни. Для них это - шаг вперед, потому что перестать пахать землю деревянной сохой и стать временным упаковщиком продукции на какой-то фабрике, для индийского крестьянина это может быть серьезный прорыв, если до этого он не мог отработать землевладельцу 15 долларов долга, которые занял его дед. В других странах - в Северной Америке, Европе, Японии, в развитых странах, и в России тоже, ситуация другая. Этот класс формируется не за счет того, что кто-то поднимается и занимает буферную позицию, а за счет того, что часть квалифицированной рабочей силы опускается в это состояние. А все вновь поступающие на рынок труда прямиком направляются в эту социальную нишу. В той же Европе молодые рабочие просто отказываются от каких то "достигательных" стратегий в области труда, от карьеры. Потому что они знают, что это бесполезно, что они будут десятки лет чего-то добиваться и добьются мизерных результатов, каких-то низших позиций в сфере стандартной занятости, т.е. работать много-много лет, чтобы прорваться на низшие ступени - такая перспектива не впечатляет.
НВ. А какая у них альтернатива?
ПБ. Хороший вопрос. Экономика отрицает этих людей, и они ответят тем же самым. И во что это выльется? В глухое отчуждение, в рост наркомании или асоциальное поведение? Или в какие-то организованные формы сопротивления? Причем пути традиционной политической борьбы для этих людей закрыты. У них нет времени, нет возможности участвовать в той борьбе. Пока этот класс себя не осознал.
НВ. А способен ли он себя осознать? Я помню, в советские времена в университете мы конспектировали работу Ленина "Что делать?" и в ней "вождь" пишет, что у пролетариата нет классового сознания, что "классовое политическое сознание может быть принесено рабочему только извне".
ПБ. Сейчас это повторяется, спустя сто лет, но только на другом витке. Они зависимы, ими очень легко манипулировать, и направлять их на всевозможные другие объекты, которые не устраивают кого-то. Мы видим примеры по миру, когда неустроенные группы людей являются отличным топливом для социальных и даже военных протестов. Возьмем ситуацию с Ближним Востоком, где очень много безработной молодежи, где ситуация не позволяет государствам развивать экономику и там возникает замкнутый круг: молодые безработные, да даже не очень молодые, создают напряженность, потому что у них нет работы, нет перспективы, но никто не будет вкладывать деньги в регион, который несет угрозу инвестициям. И так это крутится, крутится, выливается в какие-то конфликты. Делаются попытки отгородиться, кто-то строит реальные стены, кто-то возводит социальные барьеры, чтобы с ними не пересекаться, но это временное решение проблемы. Конечно, альтернатива заключается в том, чтобы не допускать становление и расширение этого класса прекариата. Это не допустимо. Целью является остановить расширение этого класса. По целому ряду причин, и главное - из-за их отчужденности. Это деструктивная социальная группа, которая отрицает современное общество, не видит себя в нем.
НВ. Раз уж мы заговорили о теориях столетней давности... Тогда использовался термин "люмпен". Это тоже самое, что прекариат?
ПБ. На мой взгляд, это не совсем так. Люмпен-пролетариат, это низшая часть пролетариата. Раз есть низшая, значит, есть и средняя и может быть высшая. В рамках социальной группы есть возможность двигаться. Описания 19-го века дают нам представление, что люмпенами были те, кто сами не захотели подняться, в силу лени, дурных привычек, наклонностей... Люмпенов никогда не было много по сравнению с другими группами пролетариата. Прекариат во многом похож на люмпенов, за исключением одного: прекариат создан искусственно. Это создано экономической системой, системой занятости, стилем управления и отношением к работнику. Это не индивидуальный выбор человека, это сконструированная среда, попав в которую человеку крайне сложно оттуда выбраться и он обречен в ней оставаться. Это люмпен навсегда. И это дает основание говорить, что это отличающаяся среда. Мы имеем дело не с теми, кто не захотел стать нужным, полезным, достойным человеком. Прекариат – это система, отбрасывающая человека в такое состояние. Это нужно, чтобы снижать расходы работодателей и государства, снижать гарантии. Это создает возможности для всяческого манипулирования, начиная от манипулирования рабочей силой и заканчивая политическим. Еще раз повторяю – создание таких вот групп, маргинальных, вытесненных, низших, и удержание людей в них, это оборачивается против и тех, кто создает, и против самого общества в целом.
Самое главное, на мой взгляд, что это имеет эффект эрозии. Когда у работодателя есть постоянная возможность кого-то перевести в прекариальное или полу-прекариальное состояние, он начинает наступление на постоянных работников. Люди, у которых обычная нормальная стандартная занятость, тоже начинают чувствовать угрозу. Граница между двумя категориями работников становиться все тоньше, и она становиться "полупрозрачной". Т.е. выйти из стандартной занятости становиться все легче, а вот войти - тяжелее.
НВ. Термин прекариат в экспертном сообществе уже устоявшийся?
ПБ. Я не хочу сказать, что есть готовая и признанная теория. Но это уже не гипотеза. Скорее, это описание нарождающейся ситуации. Ее нужно отслеживать, ее надо обсуждать, о ней надо говорить. Это нужно опровергать, это надо доказывать. Но ситуацию нельзя оставлять без внимания профсоюзов, экспертного сообщества. Этот нарождающийся класс, он действительно угрожающий, он действительно опасен. Для нас всех и для себя самого.
